Неточные совпадения
По приезде в Кузьмищево Егор Егорыч ничего не сказал об этом свидании с архиереем ни у себя в семье, ни отцу Василию
из опасения, что
из всех этих обещаний владыки, пожалуй, ничего не
выйдет; но Евгений, однако, исполнил, что сказал, и Егор Егорыч получил от него письмо, которым преосвященный просил от его имени предложить отцу Василию место ключаря при кафедральном губернском
соборе, а также и должность профессора церковной истории в семинарии.
Ждать было некогда, и отец Туберозов, взяв свою трость с надписью «жезл Ааронов расцвел»,
вышел из дому и направился к
собору.
И оба они, взявшись под руки,
вышли из комнаты, прошли весь двор и вступили на средину покрытого блестящим снегом огорода. Здесь старик стал и, указав дьякону на крест
собора, где они оба столь долго предстояли алтарю, молча же перевел свой перст вниз к самой земле и строго вымолвил...
Выходя из Успенского
собора, Милославский повстречался с Мининым.
Слушая их, дьякон вообразил, что будет с ним через десять лет, когда он вернется
из экспедиции: он — молодой иеромонах-миссионер, автор с именем и великолепным прошлым; его посвящают в архимандриты, потом в архиереи; он служит в кафедральном
соборе обедню; в золотой митре, с панагией
выходит на амвон и, осеняя массу народа трикирием и дикирием, возглашает: «Призри с небесе, боже, и виждь и посети виноград сей, его же насади десница твоя!» А дети ангельскими голосами поют в ответ: «Святый боже…»
В уездном заштатном городке, бывшем Троицке, а ныне Стекловске, Костромской губернии, Стекловского уезда, на крылечко домика на бывшей Соборной, а ныне Персональной улице
вышла повязанная платочком женщина в сером платье с ситцевыми букетами и зарыдала. Женщина эта, вдова бывшего соборного протоиерея бывшего
собора Дроздова, рыдала так громко, что вскорости
из домика через улицу в окошко высунулась бабья голова в пуховом платке и воскликнула...
Когда наступила очередная служба в
соборе, Пафнутий долго не решался перебежать
из своей кельи до церкви.
Выходило даже смешно, когда этот тучный старик, подобрав полы монашеской рясы, жалкою трусцой семенил через двор. Он вздыхал свободнее, только добравшись до церкви. Инок Гермоген сердился на старика за его постыдную трусость.
Из алтаря
вышел, щуря на народ голубые близорукие глаза, второй соборный священник, о. Евгений — маленький, чистенький старичок, похожий лицом на Николая-угодника, как его пишут на образах. Он был в одной траурной епитрахили поверх черной рясы, и эта простота церковной одежды, и слабая, утомленная походка священника, и его прищуренные глаза трогательно шли к покаянному настроению толпы и к тишине и к темноте
собора.
Запустело место, где жил отец Софонтий, куда сходились на
соборы не только отцы с Керженца и со всего Чернораменья, но даже
из дальних мест,
из самой зарубежной Ветки. Запустело место, откуда
выходили рьяные проповедники «древлего благочестия» в Прикамские леса, на Уральские бугры и в дальнюю Сибирь… «Кержаками» доныне в тех местах старообрядцев зовут, в память того, что зашли они туда с Керженца,
из скитов Софонтьева согласия.
— Пожалуйста… А то, как увидит, беда… Он у меня строгих правил. На семи
соборах проклянет. Ты, Лиза, не
выходи из комнаты, вот и всё… Он недолго здесь пробудет. Не беспокойся…
Грановитая палата ее немного утомила и не прибавила ничего нового к тому, с чем она
выходила из Успенского
собора.
Проходит еще минут десять. Первой
вышла процессия
из церкви Ивана Великого, заиграло золото хоругвей и риз. Народ поплыл
из церкви вслед за ними. Двинулись и
из других
соборов, кроме Успенского. Опять сигнальный удар, и разом рванулись колокола. Словно водоворот ревущих и плачущих нот завертелся и стал все захватывать в себя, расширять свои волны, потрясать слои воздуха. Жутко и весело делалось от этой бури расходившегося металла. Показались хоругви из-за угла Успенского
собора.
Он
вышел вместе с Петром
из собора и в тот же день уехал обратно в Александровскую слободу.
Аристотеля и Андрюшу не велел пускать к себе и на глаза. Чтобы не встретиться с ними, он несколько дней не
выходил из дому. Постройка Успенского
собора остановилась. Художник велел сказать великому князю, что церква не будет кончена, если не освободят Антона, что он только по просьбе Антона и начал постройку ее. Ивана Васильевича ответ был — грозное молчание.
Еще продолжались выстрелы, когда
из Успенского
собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно
вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад.
Наконец
вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах
из дверей
собора.